Храм Зураса

Первое сообщение в теме :


От храма уже остались одни руины. Ранее он был величественен и богат, а сейчас в нем отпадают остатки былой роскоши и величия. Множество мародеров уже побывало здесь, но всегда есть шанс, что еще не все найдено.

Шаой поморщился и отвел голову, стараясь избежать тошнотворной ласки. Прикосновение к ожогу отзывалось в нем памятью об исполненных отчаяния синих глазах, о последнем благословении Света, и паладину не хотелось его порочить запахом гниющей плоти.
«Так что теперь? Я начну медленно умирать, пожираемый какой-нибудь чародейской заразой, а ты будешь таскать меня на поводке и постоянно тыкать меня носом в мою беспомощность? Или придумаешь что-то поизвращеннее в угоду своим болезненным вкусам?»
Он подтянулся на своих узах, все еще силясь держаться прямо. Тихое раздражение мешало слушать, а когда же речь зашла о задании, воздаятель и вовсе переменился в лице. Он хрипло, рокочуще рассмеялся, а погасшие было глаза в миг полыхнули ледяной яростью. Она правда думает, что дреней станет ей помогать? Что малодушная тоска поглотит его, что страх за свою и без того глухую к Свету душу возобладает над ним, заставив пойти наперекор немой клятве? Что он поверит ей на слово и будет, как пес, плясать под ее дудку?
- Разве у тебя мало послушных твоей воле женихов-умертвий, Присцилла? – в противовес мурчанию колдуньи его голос был хрипл и жесток, как высокогорный щебень. – И все-таки ты посылаешь на поиски меня, жалкого светоложца, который к тому же по твоей милости и к Свету-то более воззвать не способен. Я бы назвал тебя просто недальновидной, - губы паладина искривила улыбка, - если бы не тщеславие, которым от тебя веет сильнее, чем падалью.
Обожженный лик чуть склонился к плечу. Паладин не привык врать; желание Присциллы и вправду казалось ему абсурдным, будто бы специально рассчитанным на то, что он не воспримет его всерьез. Может, ему стоило притвориться? Стоило пойти у нее на поводу, чтобы в самый последний момент нарушить ее планы?
«Может, именно этого она и добивается?»
- Так что это за мальчик? – спросил Шаой, глядя на Невесту исподлобья.

[av=http://s4.postimg.cc/vflwkh43h/NPCpng_7235725_23643019.png]
Каин дернулся, но не успел отстраниться в то время, как в него выстрелила смрадная влага с частичками содержимого чужого желудка, да желчи.
Стоя и обтекая, ведьмак рассматривал инквизитора, а затем улыбнулся, хотя в глазах его явственно читалось бешенство.
- На колени, - первый приказ и Рене само собой повиновалась, - Открой рот, - и от этого приказа Эскорца не смогла отказаться, наблюдая, как Каин делает шаг к ней, оказавшись совсем рядом, да приспускает штаны с бедер...

Рассуждая про себя о том, стоит ли обманывать Присциллу или нет, Шаой не учел такого маленького факта, что вся его сущность теперича открыта для рыжей. Все его сомнения и желания видны как на ладони.
Невеста мертвых перестала улыбаться, больно схватив дренея за подбородок цепкими бледными пальцами, глядя тому в глаза и будто что-то перекраивая, переделывая, улучшая для себя и так безвыходную ситуацию для паладина.
- Я передумала, - наконец-то разжав пальцы, произнесла она, отстраняясь, а Шаой мог почувствовать, что та самая смола наконец-то его не сдерживает, - На поимку мальчика тебе дается неделя, если ты решишь не доставлять его мне, убить его или вообще не находить его, то, - шаг в сторону выхода, Невеста мертвых произносит следующее с весьма злорадной интонацией в голосе, - Как только неделя закончится у тебя появится новая цель, где твоя воля будет полностью подавлена моей силой, однако ты будешь находиться в сознании. Ты не будешь знать усталости и пощады, ты найдешь ребенка светлой жрички и убьешь его.

Кажется, само провидение решило испытать Рене.
Прогнется или нет?
Ее и так оплодотворили непонятно чем, и вот опять. Но может ли быть такое, что сдержи она свои рвотные позывы и обошлось бы без этого?
Что сейчас об этом думать?
На голову Эскорцы уложили руки, больно хватая за волосы, ритмично двигаясь, раз за разом натягивая на вонючую плоть. А ведь она все также не могла двигаться, как и не могла с силой сжать зубы, прекратив это унижение.
И будто всего этого было мало, но где-то впереди раздался знакомый женский голос:
- Брат, чего это ты делаешь?!

Наверное, каждая женщина, поступающая на военную службу, знает, что стоит ей попасть во вражеский плен – участь её вряд ли будет похожа на мужскую. Воительницам Церкви об этом приходится задумываться реже, потому как их враги крайне редко стремятся их пленить. Вечная битва, которую ведёт Инквизиция, подразумевает борьбу не на жизнь, а на смерть. Колдуны и химерики вряд ли будут озабочены тем, чтобы побеждённую даму в багровом изнасиловать: куда уж практичнее как можно скорее от неё избавиться и скрыться в тенях.
И тем не менее, они об этом думают. Вернее, имеют в виду.
Каждый день они просыпаются с чётким осознанием того, что день этот может стать последним. Опасностей в их занятии не счесть: чужая сталь, чёрная магия, эльфийский яд – лишь те, что первыми приходят на ум. Боятся ли они? Конечно, боятся, как и мужчины; нет стыда в том, чтобы бояться, стыдно только страху поддаваться. К числу их страхов просто добавляется ещё один. Рене Эскорца ещё в день присоединения к Инквизиции знала, на что подписывается.
Была, конечно, ещё гордость. Семейная. Она – Рене Эскорца, дочь великой Кауре, наследницы Энсифера, правительницы Спады. Мать воспитала её с особым стержнем внутри. Только, как Рене уже успела выяснить, стержень этот был не из чугуна отлит – иначе он сломался бы с жалобным звоном ещё в день, когда она узнала о смерти матери. Она оказалась гибче. Она сумела смириться с происшедшим, как смирилась со своей болезнью, и нашла укрытие в вере. Позор, который навлекла на Дом Эскорца её старшая сестра, запятнал её багровые одеяния, но она их не сняла – она продолжила и продолжит их носить, пока не удастся благими деяниями смыть последнее пятно.
Она давным-давно приняла и примирилась со страхом. Она давным-давно научилась смирять свою гордость. Вот животное отвращение – тут нет, с этим были проблемы. Именно его у неё вызывал своими внешностью, словами, действиями и манерами этот Каин, этот доморощенный колдун, у которого на губах ещё и молоко-то обсохнуть не успело. Вид этого кичливого недомерка, облитого недавним содержимым её желудка, заставил её губы растянуться в кислой улыбке. 
"У тебя встаёт, когда на тебя блюют, жалкий ты подонок?" - подумала она, глядя, как он расстёгивает штаны. Рене даже хотела ему этот вопрос напрямую задать, чтоб посмотреть, как исказится в новой яростной гримасе его щенячья морда. Но вместо едких слов с её уст сорвался злой, презрительный, сумасшедший и совершенно неконтролируемый смех: 
- Гы-гы-гы!!!
Её не удивило то, что последовало дальше – по правде говоря, даже скучный какой-то способ отомстить, Седьмой следовало бы подумать над ответным оскорблением подольше. По телу вновь прошла волна омерзения, и, если бы она могла, она блеванула бы прямо в процессе ещё разок – или, что куда лучше, хлопнула бы челюстью похлеще крокодила. Но эту возможность маг крови у неё отнял.
Каких-то новых ощущений не прибавилось. Он уже совершил акт наивысшей гнусности, когда подсадил непонятно что ей между ног. Он посмел осквернить земной сосуд великой Каерлан, и в своё время он за это жестоко поплатится. В остальном же то, что Каин сейчас делал, абсолютно ничем не отличалось от обычного акта самоудовлетворения. Жалко, пошло, по-детски. Инквизиция таких Каинов на завтрак каждый день ест.
Будет есть. Ведь Рене знает, что в конце концов её богиня победит, и знает, что её закон воцарится во всех известных человечеству землях.
«Ты ничего не можешь мне сделать, сопляк. И, когда ты это поймешь, ты взбесишься вдвое пуще нынешнего. Но сделать по-прежнему ничего не сможешь».
Гыгыкать Инквизитор не переставала.

А он и забыл, какая сила скрывается в пропитанном скверной тельце.
«Так ты читаешь мои мысли? – сизые губы дренея расползлись в кривой усмешке. – Спасибо. Такие вещи о себе всегда стоит знать заранее»
Теперь угрозы Невесты звучали более убедительно. Паладин, в прочем, все равно не тешил себя надеждой: на его памяти еще ни один колдун не расстался со своей жертвой по доброй воле, и редко в какой сделке с ними можно было опираться на одно лишь их слово. Ничто не мешало Присцилле прибрать к рукам его тело не только после выполнения задания, но и вообще в любой нужный момент. Он был удобным инструментом, живым засланцем темных сил в мире Света; от него не несло падалью, он не обладал свойственной всем умертвиям кровожадностью, а сияющий доспех и все еще оставшаяся в его власти мораль могли и вовсе расположить к нему окружающих. Шаой горько усмехнулся, вспоминая наставления анахорета Илуваара.
«Истинное зло, прежде всего, соблазнительно. У Падшего, что стучит к вам в дверь, не бренчат на поясе черепа убиенных младенцев и не пылают скверной глазницы, нет; он прекрасен. Он искушает, предлагая все, что угодно сердцу, словно сирена, манящая вас на верную погибель.»
И теперь Шаою предлагали самому стать этой сиреной. Стать худшим воплощением зла, и стать им по собственной воле, стать, пользуясь теплящейся на дне всякого живого существа надеждой на лучшее.
Воздаятель скрипнул зубами, выпрямляясь и разминая затекшие запястья. Истинный выбор, что ему предлагали, не был между волей и вечным рабством, нет; он был между жизнями невинных по дороге к цели и сомнительной попыткой нарушить планы Зла. Но не малодушный страх ли привел его к подобным выводам?..
Мысли его снова вернулись к сказанному некроманткой. Шаой не знал, что у Ниры есть ребенок. Ни разу при нем она не обмолвилась о своей семье, и паладин до сих пор был уверен, что О’Берн совершенно одинока. Может, колдунья блефует? Играет на его чувствах, на этой внезапной привязанности к погибшему мальчишке, и никакого ребенка у Ниры нет?
«Разве это что-то меняет?»
Шаой поднял с земли погасший молот. С тех самых пор, как паладин принес клятву хранить покой невинных, свет в нем всегда был отражением его духа. Он был продолжением его руки, его воли, он нес ясность там, где свирепствовали кошмары и где гасло пламя свечи. В какой-то момент дренею отчаянно захотелось снова зажечь его, разогнать скопившиеся по углам подвала тени, внушить самому себе, что не все потеряно, что он сам хозяин своей судьбы, и что обстоятельства и сомнения его надуманны… но не стал.
«Нет смысла жечь костры, если дух заблудших темен, - в глубине лилового оголовья истаяла последняя искра. - Я не стану зажигать кристалла без необходимости до тех пор, покуда Свет не вернется ко мне. И если мне суждено погибнуть во мраке – что ж, так тому и быть»
Он шел вслед за Присциллой, ожидая увидеть в библиотеке аналогичные переговоры – клейкую смолу, разбитую для острастки губу, услышать угрозы, обещания, насмешки. Однако открывшаяся из-за спины белобрысого картина заставила дренея в момент похолодеть.
Мало что Шаой ненавидел больше, чем насилие. За годы войны он сталкивался с ним беспрестанно - орки не славились ни жалостью, ни состраданием, и горька была участь тех, кто попадал к ним в руки. Слишком много смешанных со всхлипами рассказов выслушал он за свою службу; слишком много видел собственными глазами, будучи зачастую не в силах ни предотвратить, ни преуменьшить бесчинства.
Увы, сейчас дренея не держало ничего.
Он не помнил, как оказался рядом с Каином. Не помнил, как бросил молот, как занес кулак, другой рукой пытаясь ухватить колдуна за грудки. Ему было плевать, что Рене еще четверть часа назад была, наверное, готова всадить ему нож в спину лишь из-за его сизой кожи и огромных копыт. Что Присциллу наверняка не обрадует сломанный нос брата, что он возможно вот прямо сейчас сам себя лишает единственного шанса на избавление. Это все не имело значения. Мир сузился до единственной пламенной точки, гнев и ярость, что столетиями сдерживались молитвами и тренировками, ощерились, расправили кожистые крылья – и сорвались с поводка.

[av=http://s4.postimg.cc/vflwkh43h/NPCpng_7235725_23643019.png]
Гыгыканье Рене списали на шалившие нервишки, задетое самолюбие и растоптанную гордость. Но ответить сестре Каин ничего не успел, потому как развернувшись, тут же мотнулся в сторону, будучи ухваченным за одежду ручищей дренея. Скрипнула, разрываясь ткань, однако кулак Шаоя так и не достиг лица насильника, ведь паладин замер в самый ответственный момент, ибо все тело сковало, скрутило невидимыми оковами.
Сейчас на Шаоя смотрели светлые глаза ведьмака, а губы его кривила легкая улыбка.
- Какой интересный экземпляр, - произнес он, опуская взгляд на пальцы дренея, заставляя их разжаться и отступая в сторону, - Может нам забрать его себе?
- У него есть своя собственная миссия, брат, - лишь фыркнула Присцилла, после чего наконец-то обратила внимание на внешний вид мужчины.
Рене могла увидеть, как Присцилла скривилась, не собираясь подходить ближе и льнуть к брату, как это делала раньше.
- Тебе нужно привести себя в порядок, - несколько капризно произнесла она, обращаясь к брату, но тот не слушал ее, он продолжал улыбаться, глядя на Шаоя.
- Что если я заставлю тебя проделать с этой жалкой девкой то, что делал с ней я некоторое время назад. Как ты думаешь, она сможет принять тебя... полностью?
И если Присцилла была увлечена целью возвращения себе сил, брата и захвата мира, то Каин преследовал куда более мелочные интересы, желая точечно поизмываться над всеми, кто встает у них на пути. И кто из них в итоге был бОльшим чудовищем?
Рене все также не могла говорить, как впрочем, и Шаой.
- У нас нет на это времени, - Присцилла все же подошла, ухватив брата за руку, потянув на себя, - Как только я достигну Царства Страха - можешь выбрать себе хоть сотню рабов, но до этого момента мне нужна твоя помощь.
Каин посмотрел на Присциллу так, будто еще раздумывал, послушать ее или все же принудить еще и Шаоя к совокуплению с обнаженной девицей. Но вот мужчина улыбнулся и шепнул:
- Как скажешь сестра, как скажешь.
И парочка удалилась, правда, выходя из библиотеки, Присцилла не оборачиваясь, произнесла, обращаясь к продолжающим изображать из себя статуи Рене и Шаою:
- После ритуала вы двое подверглись воздействию неупокоенных душ. Вы очень скоро поймете, в чем именно оно заключается. Единственный выход - это справедливо наказать того, кто виновен в смертях детей. Если вы слабы духом, то воздействие сведет вас с ума, превратив в кровожадных монстров.
И все, Присцилла больше ничего не сказала. Шаги удалялись, а затем из винного погреба послышался грохот и все стихло. Только после этого Рене и Шаой смогли двигаться.
Если бы они двинулись к подвалу, то обнаружили бы открытый проход, заляпанный черной смолой тьмы.



__________
Рене после ритуала с Каином обзавелась ментальным иммунитетом + неуязвимостью. В чем именно выражается неуязвимость узнаете по ходу игры.
Шаой после ухода Присциллы может почувствовать, как Свет вернулся. Однако как только он его применит или подумает о мальчишке, которого ему поручили искать без каких-либо ориентиров - появится новый дар.

Всё кончилось не совсем так, как Рене ожидала. Она-то была уверена, что помощи ждать неоткуда. Думала о хорошем, о том, что будет после – представляла себе, как Каерлан окончательно воплотится в её теле (или, если ей суждено погибнуть, то в чьём-нибудь ещё, но лучше уж в теле Рене, и осквернение тому не препятствие, даже напротив...) и пойдёт на Седьмую войной. Образок с ликом богини опять, кажется, взывал к ней из сумки. Она представляла на нём себя. Нет здесь кощунства: ведь разве Инквизиция, как инструмент Каерлан, не должна стремиться уподобиться своей богине? Должна: это сделает образ Каерлан узнаваемым. Люди безошибочно начинают связывать Инквизиторов с их покровительницей. И это правильно, потому как они должны помнить: Каерлан всегда следит за тем, что они делают.
«Быть может, она проснётся сейчас. Быть может, его вот-вот охватит сноп Багрового Пламени. Кости его покроются ржавчиной, а кровь брызнет прямо из пор, и тогда я возьму свой кинжал и вскрою ему брюхо, и с сестрой его поступлю так же, и тогда Седьмая поймёт, что бежать ей некуда, и всё завершится здесь, сейчас...»
Но помощь пришла не от Каерлан. Помощь пришла от Шаоя.
Как-то повлиять или отреагировать на происходящее Рене всё равно не могла, так что попросту оцепенело наблюдала за противостоянием. Кулак демона, к сожалению, не встретился с наглой мордой Каина, а жаль – Эскорца с радостью бы посмотрела на это лицо с расплющенным носом. Удар-то, к слову, хороший, так и убить можно, вогнав носовой хрящ в мозг.
«Они сражаются между собой», - восторжествовала она. – «Зло всегда подобно кусающему себя за хвост змею».
Последовавший за этим краткий диалог она прослушала вполуха, концентрируясь на том, чтобы удержать скопившуюся вдруг где-то за глазами горечь. Она не понимала, откуда она взялась, не понимала, что стало её причиной. Не хотела понимать. Знала, что понимание приведёт к чему-то страшному, чему-то, чего вот сейчас делать никак нельзя, а потому старательно держалась за собственную растерянность и раз за разом повторяла про себя имя своей богини. Но неприятные мысли проскальзывали – одна за другой они просачивались откуда-то изнутри её головы. Как будто бы там был тёмный, страшный подвал, дверь в который потихоньку приотворялась; её вера лежала на двери этой всем своим весом, но не способна была закрыть её обратно. «Всего лишь моё тело, он надругался только над моим телом», - думала она, но казалась при этом самой себе слабой и глупой. В нижней части её живота и во рту разгорались едко чадящие костры, и потушить их она уже не успевала – могла только попытаться сдержать. Пока они не уйдут. Чтоб они не увидели.
«Я сильна духом», - решила она, услышав последнюю реплику Присциллы. Может, оно и к лучшему. Шаги парочки начали удаляться, растворились потихоньку где-то вдалеке, и только потом тело соизволило наконец вновь начать выполнять приказы головного мозга.
Горечь за глазами победила, дверь в глубине сознания распахнулась настежь, извергнув скопившуюся там волну ненависти, стыда и жалости к самой себе. Хватая воздух ртом, Рене Эскорца повалилась на холодный пол, чувствуя, как солёная влага неконтролируемых слёз ручьями стекает по её щекам. Глупое гыгыканье потонуло в нечеловеческом, утробном рычании. Судорожными движениями Инквизитор поползла по полу туда, где стояли на полу снятые ею по приказу Каина сапоги. Пальцы вслепую нашарили засапожник, который она незамедлительно обнажила.
Женщина повернулась набок, запустила левую руку вниз, между ног, и попыталась прощупать себя в поисках чужеродной мерзости, которую этот урод в неё запустил. Кинжал она не выпускала. Она не собирается играть по правилам этой парочки. Она вырежет эту мерзость, если найдёт её, а если не найдёт, то придумает другой способ от неё избавиться. Это тело предназначено для Каерлан, а не для подсадных тёмных тварей, и она не будет лежать и плакать, пока какая-то гнусь там приживается.
Более того, это её тело.

___________
Проклятие - гыгыгы - 2/5

«Проклятье!»
Из горла вырвался утробный рык. Кулак замер всего в какой-то доле секунды от желанного, едва ли не милого слуху хруста, оставив оголодавшую ярость бессильно биться о стенки сознания.
«Свет бы побрал твою магию, кукловод несчастный,» - дреней бы злобно скрипнул зубами, да не выходило даже это.
Расшитый золочеными нитками ворот выскользнул из пальцев. Шаой чувствовал себя оголодавшим, раздразненным псом, у которого из пасти выдернули и без того давно обглоданную кость. Поганая ухмылка и какой-то извращенный интерес на дне бледных глаз – вот и все его возмездие! Ах, если бы он мог утолить то алое, жестокое пламя, медленно пожиравшее его изнутри, если бы мог взять с негодяя плату за посеянное Зло, Зло, которое колдун не осознавал, ибо его самого никогда не били ногами (или же, напротив, осознавал слишком хорошо и наслаждался им) – ах, если бы он только мог!..
Но в его власти были лишь его мысли. Горькие, горящие, мечущиеся, злобные, как некормленные черноглазые бестии, они кормились болью и медленно изничтожали все светлое, что было в его душе. Шаой смутно ощущал, что, оставшись с ними наедине, он рано или поздно погрязнет в безумии – и, скорее всего, уже безвозвратно.
… А ворожей все смотрел на него с плотоядной ухмылкой – разве что не облизывался, словно лис – и в светлых, нечеловечески холодных глазах формировалась мысль, от одного эха которой дренея пробирал холодок.
Слепая ярость привела его к обрыву, вложила в руки кривой нож и теперь с нехорошей улыбкой глядела, как ему придется занести его над теми, кого он поклялся защищать. Шаою стало дурно. Слова колдуна отдавались во внезапно опустевшей голове колокольным набатом. Он оступился. Поддался гневу, потерял голову, забыл, что сейчас он – лишь игрушка в руках Зла, и что всякое неосторожное его действие может привести ко злу еще большему, нежели то, что он пытался предотвратить.
Воздаятель не произнес ничего. Это была его ошибка, ошибка, которой он успешно избегал десятилетиями – и попался сейчас. До сих пор самообладание спасло ему жизнь больше раз, чем умение виртуозно обращаться с молотом – и вот стоило только какой-то дрянной волшбе ослабить его волю, напитать гневом – и он уже беспомощен, как ребенок. Кто же здесь большее зло? Присцилла? Каин? Или же он, парагон Света с ахиллесовой пятой?
И все же провидение смилостивилось над ними. Воздаятель не думал, что когда-нибудь будет рад целеустремленности врага.
Шаги стихли. Дреней, потрясая затекшей кистью, хотел обернуться было к Рене… Но замер, не веря самому себе.
«Это… - паладин едва удержался, чтобы не забормотать вслух. - Это Он! Я… Я снова слышу его, я-»
В разум закралась крамольная мысль – а не морок ли это? Не обман ли воспаленного рассудка? Быть может, то – очередная уловка некромантки, что должна повести его по ложному пути? Но нет же, нет! Это ласковое, легкое, ни с чем не сравнимое тепло подделать было невозможно, как невозможно заставить умирающего от жажды поверить в глоток воды и как нельзя создать наваждение вдоха для того, кто не может дышать. Шаой чувствовал Его столь же ясно, как землю под своими копытами, как текущую по располосованной ладони кровь и как саднящие шею ожоги. Сомнений здесь быть не могло.
«О пречистый, прости мне мое малодушие! Как ты не забыл меня, так дай же и мне не оставить тех, кто во мне нуждается»
Он поднял с земли маску и смятую одежду. Каковы бы ни были намерения Инквизитора, кем бы ни была неведомая Каэрлан, которой она служила – Рене была живым человеком. Человеком, с которым он разделял пламенную ненависть к нежити. Человеком, несущим, как и он, железные принципы в сердце. Человеком, к которому он испытывал сострадание – и все остальное было по сравнению с этой добродетелью совершенно ничтожным.
Хотелось ему сказать: «Все позади» – да только слова бы те были бы ложью. Не позади ничего – всё одно лишь начало; наверняка она, как и он, за душою несет злую волю, и участь голубоглазой Эскорца нынче куда горше его. Так к чему пустые заверения?
Три гулких шага по залу. Щелкает пряжка плаща. Воздаятель молча опускается на колени, накидывая расшитое белое полотно на дрожащие бледные плечи.
- Не мне отговаривать вас от необдуманных поступков, Рене, - воздаятель вложил в руки Эскорца одежду, - но я почти уверен, что в ваши планы не входит преждевременная смерть от заражения крови или неконтролируемого кровотечения.
Незнакомый с местными обычаями, он старался, как мог, не смущать Инквизитора пристальным взглядом. Лишь под конец он дал себе волю заглянуть в блестящие – и удивительно гневные – очи.
- Ваша богиня видит вас, - дреней протянул женщине отливающую оловом маску. - Я уверен, что вам есть, ради чего жить - несмотря ни на что. И пускай мне неведомо, где мы находимся, но, думаю, вы отыщете врачевателя, который сумеет вам помочь.
Паладин поднялся, снимая с пояса перчатки и поднимая с земли молот.
- Нам стоит покинуть это место, чем бы оно ни было. Я подожду вас снаружи.

Салазар из Подземных ходов

Но не успел Шаой отойти, а Рене (которая ничего лишнего не смогла нащупать пальцами) одеться, как прямо в стене возникло окно портала из которого вышел высоченный воин в доспехах. Это был явно не человек, чему свидетельствовал длинный чешуйчатый хвост бронзового цвета, да и вся остальная «кожа», не скрываемая амуницией была такого же цвета.
Салазар же увидел накрытую плащом явно плачущую полуголую женщину на полу и еще одно существо выше его самого, чья кожа была сиреневого цвета, к тому же неизвестный имел рога, копыта и хвост.
Этого окно портала драконорожденному явно не показывало.
Да, здесь имелись полки. А значит по памяти Салазар мог дойти до того места, где якобы прятался зверек, если и в этом его не обманули. Но, а пока что нужно было разбираться с делами насущными.
Вот только Шаой не успел задать хоть какой-то вопрос, потому что в этот же момент его голова помимо воли повернулась куда-то в сторону и на глаза попалась желтая точка. Нет, она не была конкретно на стене или на полке. Дреней видел что-то, находящееся совсем не в этом месте.



___________
Очередность: Рене, Шаой, Салазар.

Тщетно Рене пыталась найти хоть какие-то следы присутствия в ней чужеродной плоти: та словно растворилась в ней, впиталась, и теперь, быть может, уже мчалась по артериям и венам, распространяясь по организму подобно злокачественной опухоли. Желание расковырять саму себя ножом она всё равно подавила с большим трудом, чувствуя, что оно к ней ещё вернётся. Каерлан, ещё недавно вселявшая в неё бесконечную уверенность в предопределённости будущего, вдруг отступила, сдала свои позиции. Богиня отшатнулась в омерзении от тела, которое ещё совсем недавно для себя выбрала.
Она отпустила кинжал и села прямо; глаза бездумно шарились по окрестностям. Одежду она от лепродемона приняла с молчаливым достоинством; хватало и того, что он вообще увидел, как сосуд Очистительницы терпит такое поражение. «Очистительницы», - повторила она про себя. – «А Седьмая знает толк в злой и едкой иронии». Инквизитор, краем уха слушая Шаоя, начала одеваться обратно. Мелькнула мысль броситься на него, пока он разглагольствует, и вспороть ему верной сталью горло, чтобы почувствовать, как её орошает горячая кровь этой твари и ощутить себя живой и сильной. Малодушие ли её остановило, инстинкт ли самосохранения, или, может, обычный страх проиграть ему в этой схватке – Рене не знала. В искренность поддержки, которую он ей сейчас пытался по-своему оказать, Инквизитору попросту не верилось.
- Смерть, - хрипло повторила она за Шаоем. Рене Эскорца умирать не спешила, но какое значение эта женщина на самом деле имеет? Не приблизит ли её гибель возвращение Каерлан в новом облике, не приблизит ли конец очередного цикла и неминуемую победу Багрового Пламени? Так не стоит ли всё же попытаться взглянуть опять этой смерти в глаза, вступив в очередную безнадёжную схватку?
«Я должна посоветоваться с иконой», - решила она, и эта мысль была единственной стоящей за прошедшие с ухода Каина и Присциллы минуты.
- Каерлан видит через меня, - поправила она здоровяка. – Её победа неотвратима. Моя смерть или моя жизнь в этом контексте не значат ничего. Я поступлю так, как она скажет.
«Но есть ли тебе, Рене Эскорца, ради чего жить?». Рене еле заметно поморщилась. Возрождение доброго имена дома Эскорца, месть за семью, служение человечеству, поиски Сау – как понять, что из этого имело когда-либо смысл? Вся её жизнь – одна большая ложь, от которой она только-только начинает просыпаться. Она – пешка в войне богинь. Хорошей и плохой. Нет, отныне иметь собственные причины жить не просто безответственно, а и эгоистично: ведь может, именно этой пешке суждено прорваться в белые королевы.
Или стать той пешкой, на которую королеву чёрную приманят.
- Врачеватель, - саркастично молвила она, натягивая рубашку. – Инквизиция такое лечит пламенем.
Сбоку от неё что-то заскрипело. Рене мгновенно повернула голову и изумлённо воззрилась на новоприбывшего. Губы её презрительно скривились: опять какая-то местная погань? Рука сама собой взялась за рукоять кинжала. Побитая, полуголая, оскалившаяся, она походила, верно, на очень злую бродячую собаку.

«Какая ревностная самоотверженность, - покосился Шаой на выражающую мрачные протесты Инквизитора. – Я даже не знаю, завидовать мне ее вере или начинать опасаться за собственную шкуру»
Но вот воздух наполнился озоном, волосы на загривке поднялись, точно наэлектризованные, и поток дренейских мыслей был прерван тихим, противоестественным гулом. Паладин обернулся – быстро, безошибочно - и замер, как добела натянутая жила.
«Слишком уж часто тут открываются порталы, - Шаой хищно сощурился. - Попадающие в эту Мистерию телеманты от восторга, должно быть, просто с ума сходят»
От последующего зрелища у воздаятеля как-то очень назойливо зачесались руки. Сокрытые под капюшоном рога, внушительная секира, полная пасть крокодильих зубов - опасные для пришельца сравнения с всеми мыслимыми и немыслимыми видами демонических пехотинцев себя ждать не заставили.
«И угораздило же меня оставить молот на другом конце комнаты…»
Но дорисовать недодемону недостающие части антуража воспаленный рассудок, увы, не успел. С неожиданной даже для себя скоростью Шаой снова обернулся (и был готов поклясться, что не без кое-чьей ворожбы) и уставился в стену все примерно с той же угрюмой напряженностью, с какой только что взирал на новоприбывшего. Огонек – желтый, ясный, как свет маяка, - плясал меж пыльных стеллажей, звал, торопил в какое-то неведомое прекрасное далёко. Дреней облизнул потрескавшиеся губы. Он почему-то знал, что именно это значит.
«Время пошло»
Он с трудом заставил себя отвернуться. На душе стало неспокойно, растерялось нахлынувшее с появлением незнакомца будоражащее напряжение, а вместе с ним – и дьявольские черты в рогатом облике. Перед ним стоял прямоходящий ящер – явление, безусловно, необычное, но и только.
- Приветствую, сударь, - Салазара все же одарили каким-то уж слишком внимательным взглядом исподлобья. – Кто вы и чему мы обязаны столь внезапному вашему появлению?
Не спуская с пришельца глаз, дреней наклонился, подхватывая с земли оброненный молот. Пускай драться паладину сейчас не хотелось, но и умирать с топором под ребрами – тоже.
- Я – Шаой, паладин ордена, имя которого в этом мире никому ничего не скажет, - представился защитник веры. – И если умыслы ваши чисты, то я не враг вам.
На оскалившуюся Рене он посмотрел с легкой тревогой.
«О Свет, убереги нас от ненужного кровопролития»

Подземные ходы  

Если бы не вовремя поставленная в виде дополнительной опоры секира, Рик гарантированно рухнул бы рожей вниз. Очередное перемещение, казалось, высосало из него абсолютно все силы, оставив возможность разве что дышать. И то - очень сильно через раз. Перед глазами было темно, в ушах звенело, во рту явно чувствовался вкус чего-то омерзительного. В попытке избавиться от морока, Салазар смачно сплюнул себе под ноги, даже не заметив
- Пора завязывать с быстрыми перемещениями, - простонал он себе под нос, стараясь принять более-менее прямую стойку, - Или скоро я улечу в одну часть мира, а моя куло* - в другую.
Никто и никогда не понимал врочаний Энрика по поводу порталов. Когда он с подкашивающимися ногами рассказывал о том, что во время перемещения он буквально чешуей чувствует то, как его рвет на куски, люди, конечно, поначалу кивали, но потом долго обсуждали то, что Рик явно преувеличивает. Драконорожденный не знал, была ли это особенность его народа, или же своеобразная аллергия на магию пространства была только лишь у него одного, но обсудить эту проблему хотя бы с кем-либо у него попросту не было возможности.
И ведь в целом, несмотря на общие неудобства ничего против порталов, в отличие от кораблей, он в общем-то и не имел. Время они экономили знатно, особенно когда счет шел на секунды. Но добровольно засовывать себя в аналог мясорубки, раз за разом превращавшего его в высокоскоростной фарш он старался как можно реже по причине здоровья. А тут за последние пару-тройку часов он успел залезть в портал уже трижды. И каждый раз был еще хуже предыдущего.
- Еще немного и меня стошнит собственным желудком, - проворчал он, с усилием становясь прямо и оглядываясь. Благо что картинка вокруг него начала постепенно приобретать очертания
Он точно попал именно туда, куда хотел. По крайней мере так казалось изначально. Вот книжные полки то тут, то там. Вот книга, которую Ильдарис читала всего пару мгновений назад. А вот - Салазар мысленно выругался - здоровенный, мать вашу, дьявол, о наличие которого портал внаглую умолчал, что прямо сейчас нехорошо косился на него исподлобья. А чуть поодаль него стояла полураздетая девушка, схватившаяся за кинжал, по лицу которой было видно, что секунда-другая, и она без колебания выковыряет ему оба глаза быстрее чем он успеет хоть что-то предпринять.
- Когда я говорил что был бы не против безвылазно торчать в борделях, - иронично пробормотал Рик себе под нос, - Я имел ввиду вовсе не это.
Мысль о том, что его опять занесло в публичный дом возникла спонтанно, однако она была единственным полу-логичным объяснением происходящего. Ну не мог он найти адекватное объяснение почему зал практически пустовал, а дама решила уединиться с этим исчадием на добровольной основе. Ну не был похож великан на любителя почитать, а девушка на библиотекаря. Остальные сюжетные дыры, вроде "Нахрена куртизаночной библиотека" и "Почему эти двое предпочли перепихнуться посреди книг" в голове изрядно потрепанного прыжками по пространству драконорожденного даже и не возникли.
- Приятно познакомиться, "Паладин", - язвительно отозвался Энрик в ответ на приветствие, отвешивая полушутливый поклон, - А я вот самая настоящая зубная фея. Полагаю позади тебя твое божество?
Выпрямляясь, Салазар принял более-менее привычную стойку для сражения и перехватил секиру поудобнее. В то, что эта помесь дьявола с козлом действительно была "Поборником добра и света" настроена мирно верилось слабо. Он конечно был похож на тифлинга, вот только копыта его выдавали с головой. Ну или с рогами, так сказать. А броситься на противника первым было бы самоубийством. Даже не особо всматриваясь можно было понять, что снаряжение у собеседника было качественнее, оружие - тяжелее, а силушки уж явно побольше. Скорее всего его отбросят в сторону полуленивым движением и добьют быстрее, чем получится признать что план был идиотским. А ведь ему еще надо было вытащить девчонку отсюда.
- А вот помыслы тебя явно не касаются, - продолжил Энрик уже более серьезным тоном, добавив голосу стали, попутно оперевшись локтем на ближайший шкаф, - Тебя в них точно нет. Кредими**, прямо сейчас ты сам выглядишь не как рыцарь сияющего доспеха
"Чистые помыслы", ага. Даже если сатир, или кем бы ни был тот великан, не врал, то последнее что ему было сейчас нужно, так это мозгоправ считающий что ему виднее как правильно думать. Но все же: вопрос, кем была та голая девушка, что сейчас схватилась за нож все еще был актуален. Пленница? Наложница? Слуга? Или шкаф не врал и он действительно был паладином, пришедшим на помощь нуждающейся? Честно говоря, Салазар даже не знал что из этого хуже.
Как насчет сделки? Я делаю что должен, а ты продолжаешь делать со своей... эээммм... остаггио*** что ты там хотел сделать и мы разойдемся хотя бы не врагами?
Возможно при других условиях он бы протянул бы руку помощи девушке в беде, вот только вот прямо сейчас у него была цель, а опыт говорил о том, что спасти всех было бы невозможно. Ему стоило сосредоточиться на том, как вытащить отсюда Ильдарис, раз уж изначально он поставил себе именно такую цель, а попытки спасти всех никогда ни к чему хорошему не приводили. Назвать свою цель прямо он тоже не мог - если на самом деле ему сейчас откровенно лгали, где был гарант того, что вдоволь наразвлекавшись с одной девушкой, он неожиданно не решит переключиться на другую?
К возможному нападению Энрик тоже был худо-бедно подготовлен. При условии, если прямо сейчас ему в спину не целились из арбалета или чего похуже.

*Задница
**Поверь
***заложницей

Спрятавшаяся между книг Ильдарис, могла слышать и то, как незнакомая ей женщина общалась с незнакомым мужчиной. И судя по словам, а затем и звукам - в комнате происходило грязное мерзкое действо. После к этим двум голосам примешались еще два. Незнакомцы беседовали, унижая своих пленников, которых впрочем, с собой не забрали, а оставили в комнате, наказав что-то о безумии. Возможно именно из-за того, что оставшейся парочке (а Ильдарис слышала всего два голоса) пророчили бешенство в будущем - Ильдарис и не решилась объявлять о своем наличии. Но вот послышался неприятный треск, после которого девушка услышала на этот раз знакомый голос, принадлежащий Салазару!
Но не успела лиандра что-то сказать или сделать, как ее собственный организм предательски издал достаточно громкие (на весь кабинет) не слишком приятные пукающие звуки!




____________
Очередность: Ильдарис, Рене, Шаой, Салазар.

Ри еле успела спрятаться в маленькой нише, поджав лапы под живот и окружив себя хвостом, когда в библиотеку ворвалось четверо. Две девушки, мужчина и демон.
Лиандра старалась даже дышать как можно тише, пока где-то за стелажами происходило действо. Девушка мало что поняла из сказанного. Одна девушка была какой-то жрицей или еще каким прислужником света и богов, демон оказался и вовсе служителем светлого ордена и молил о снисхождении света, невеста мертвых и ее братец измывались над новыми слугами и искали некоего мальчику... И самым кошмарным было надругательство над женщиной. Ри не встречала такого раньше, но вспомнила как на том балу, когда она открыла свою принадлежность, прокляв того, кто собирался сделать с ней то же самое, вспомнила что могло случиться это же. Вспомнила и то, как к ней лез главарь и как она удирала от него по лесу... Ей стало жаль ее. Про себя зверек отметил, что надо запомнить про царство страха. Такое название точно не забудешь, а туда похоже собиралась эта невеста.
Закрыв лапками уши кшинк тихо сопела на полке, пока вдруг не услышала странные звуки после тишины и голос ящера.
-Ящер!- взвился писклявый, напуганно-радостный вопль и тут же сопроводился довольно громким звуком и ароматом.-Иух, что это? С нервов или сьела что не то?
Лиандра плюнула на это и стартанула своими когтистыми лапками по каменному полу, слегка скрежеща.
Вынырнув из-за стилажей, Ри прыгнула на ящерину шею и начала верещать.
-Ты живой! Значит Синдари и Уарда спасли тебя! Прости, я пнула ту зеленую дорогу и оказалась тут! Это было кошмарно! И эти звуки... А где они? С вами все хорошо? Это наверно хоршо, что у меня не вышло отобрать твои вещи, а то мы могли бы и не увидиться и ты бы остался без них! И еще у меня живот прихватило, прости... Ой, точно!
Лиандра осталась висеть на шее, обхватив ее лапами, но повернула голову на довольно ощутимый градус в сторону двоих.
-Эм, привет! Я Сильф. Я вам не наврежу, простите что не смогла помочь! Это Ящер, который так и не назвал мне своего имени, он хороший и совсем не хочет устраивать драку. Ящер, они действительно божьи служки. Силы света все дела. Правда теперь они стали слугами той тетки, невесты мертвых. Той, что заварила всемирную кашу. Хотя не думаю, что простые верующие обладатели света смогут действительно навредить той, что устроила конец света. Они же не боги. Правда я так и не поняла, что за безумие и где это царство страха находится. Она туда пойдет. Помнится, недавно я встречала Хо в бинтах. Она хотела ее убить. Никто не знает такую?

Стоило Шаою поднять молот, как Рене сделала шажок в сторону. Маленький. Дескать, я не ожидаю, что ты меня сейчас им стукнешь, но, если решишь стукнуть - хочу иметь возможность отпрыгнуть.  Удостоверившись, что очередная местная погань не собирается бросаться на них с оружием наголо, она опустила нехотя кинжал: против секиры всё равно с ним в открытую не попрёшь. Химерик оказался на редкость разговорчивым. Она уже успела уяснить, что в этом мире у них была такая особенность. Может, оно и понятно: звери над речью собственной не властны, вот и гадкие их помеси с людьми каждый раз, как ни разинут рот, так словесный понос.
Её, правда, задело, что он посчитал её Шаоевской… кем-то там. 
- Я – Рене, - бросила она. – Не трогай меня.
Не очень-то честное требование, учитывая, что она по приказу Каерлан готова была этого геккона вскрыть от ключицы до пупка. Но с химериками её честной быть никто не обязывал. Приказов, правда, пока не поступало; внутренний компас, ещё недавно так чётко указывавший направление, сбился от потрясения и учинённого над нею злодейства.
Чулки, штаны, сапоги, рубашка; кушак и гамбезон; перчатки, наручи, наплечники… Она оделась быстро – Инквизитор обязана уметь привести себя в боевую готовность в очень короткий промежуток времени. Натягивала вещи она с некоторым омерзением: после походов по канализации они, конечно, были крайне грязны. Удастся ли когда-нибудь отстирать эти пятна и эту жуткую вонь? Чулки так уж точно придётся выкинуть. Последней она нацепила обратно маску, удовлетворённо вздохнув, когда мир вновь пожелтел.
Засапожник отправился на своё законное место за голенищем сапога. Другого оружия у неё не осталось. Она не сомневалась, что Факел в округе не найдёт.
Её внимание привлекло движение со стороны химерика. У того на плече теперь красовался говорящий зверёк. Откуда он взялся и когда – Рене понятия не имела. От писклявых воплей у неё, однако, немедленно разболелась голова.
- Заткни эту тварь, - процедила она, не питая, впрочем, особых надежд на то, что он её послушается. Эскорца наклонилась за своей сумкой, завершая, таким образом, инвентаризацию имущества. Икону Каерлан она оттуда выудила немедленно. Образок казался тёплым. Живым. Но на сей раз шёпот богини в ушах Инквизитора не зазвучал.
«Надо просто слушать», - решила она. – «Она говорила со мной. Она дала мне понять, что мы с ней теперь неразделимы. Я – её аватар в этом цикле».
Женщина навострила уши, пытаясь различить шёпот Очистительницы, но услышала только назойливое верещание зверька на плече чешуйчатого ублюдка. Как ни странно, из этого треска удалось выудить что-то знакомое. Рене нахмурилась.
- Хо? О ком ты говоришь?
Совпадение было бы дурацким, но не невозможным. В конце концов, вся эта история, весь этот театр Седьмой Сестры был полон дурацких совпадений и абсурдных событий.
- Хоратхайа? – высказала она догадку. – Эльфка-еретичка?

- Шутить изволите.
Под усталой обреченностью блеснуло раздражение. Несмотря на то, что мир этот встретил копытного паладина недвусмысленными воплями, матом и экзорцизмами, он до сих пор не мог привыкнуть к мысли, что в кого-то его вид мог внушать подобный суеверный ужас. Раньше такие заявления в свой адрес он встречал, как и подобается, с ледяным спокойствием и снисходительностью; но сейчас что-то грызло его изнутри, держало в постоянном напряжении, и сил на благодушие с каждым намеком оставалось все меньше. Последняя капля ударила как раз по наболевшему.
- Сделки? – если голос воздаятеля оставался спокойнее забальзамированного трупа, то глаза его более чем недвусмысленно полыхнули. Яростью. – Я вам, милсдарь, не демон и не торговец зеркалами, чтобы со мной сделки заключать. Будьте добры, держите при себе свои увлекательные фантазии, - «”Остаггио”, Свет бы тебя побрал! За кого он меня вообще принимает?! Как будто у меня на лице у меня – тентакли утонувших дикарских богов, а сам я – ходячий утопленник! Чушь собачья!..» - и…
Послать Салазара туда, куда он собирался, Шаой не успел. Верещащее торнадо заставило его сперва схватиться за молот (в прочем, так и не загоревшийся), а секундой позже – облегченно фыркнуть.
- Весьма рад знакомству, Сильф. Я, признаться, впервые вижу столь разговорчивого зверя, - взгляд дренея заметно потеплел, от уголков глаз расползлись лучи-морщинки. - В прочем, не мне и не здесь удивляться тому, сколь обманчив бывает облик. Рад, что вы с вашим товарищем отыскали друг друга.
«Теряться здесь, видно, в порядке вещей»
Мысли о Нире снова заставили его напрячься. Им – нет, ему**, - нужно было выбираться отсюда, и выбираться скорее. Человек, которого он должен был найти, был далеко – а воздаятель даже не знал, где находится.
А еще он не знал, поступает ли правильно.
- Предлагаю обсудить ваших общих знакомых по дороге, - паладин задержал взгляд на Рене; в свете недавно виденного им эльфийского трупа слова Инквизитора звучали, мягко говоря, настораживающе. – Раз уж ни у кого в этом месте больше не осталось обязательств, думаю, будет целесообразно отсюда выбраться.
Крохотная дощечка в руках Эскорца от лазурного взора тоже не укрылась. С концептом иконы дреней был знаком смутно – его народ создавал великолепные витражи и кристаллические статуэтки, изображавшие Великий Исход, Пророка или благословенных наару, но карманные изображения среди звездных скитальцев не прижились. Да и зачем они тем, кто тысячелетиями лицезрел Свет во плоти и мог получить совет и утешение едва ли не из первых рук? Но терзания Рене были ему понятны; если она питала недоверие к человекоподобным эльфам, то общество двуногого козла, ящера и говорящей совокошки должно было изрядно действовать ей на нервы.
«Может, это пойдет ей на пользу?» - надежда, как известно, умирает последней.
Он развернулся и направился к двери, и дальше, в сторону подвала – единственного места, походившего на выход.